Хаджимурат хаджи Гацалов, муфтий Северной Осетии: ”Сегодня внутренняя стабильность и управляемость кавказских республик России высока, и образование новых очагов напряжения вряд ли возможно”

О ситуации в Ираке, роли России в урегулировании крупномасштабного конфликта, позиции мусульман относительно провозглашения “халифата” на части иракской территории, Power&Politics World разговаривал с муфтий Северной Осетии, Хаджимурат хаджи Гацалов.

– По-настоящему трагические события в Ираке (конечно, можем вспомнить и про гуманитарную катастрофу в Газе или ситуацию в Сирии) снова сделали объектом внимания международного сообщества более давний вопрос, который хочу задать Вам сейчас: является ли мусульманская культура полностью несовместимой с западной?

Khadzhimurat Hadji Gatsalov, mufti of North Ossetia

– Вопрос поставлен не очень корректно. О какой мусульманской культуре идет речь? Создается впечатление, что вы проводите черту между религиозной культурой мусульман и всем остальным миром. А что такое культура западная? Религиозная культура обязательно является частью национальной, и они вместе составляют культуру общечеловеческую, мировую. Религиозная культура включает в себя пласты всех мировых религий. А кратко, в абсолюте культура, как мы знаем, есть совокупность навыков, традиций, знаний и остальных форм человеческого самовыражения, накопленных обществом. Как может опыт общечеловеческой деятельности, который также является частью мировой культуры, быть несовместимым с одной из своих составляющих частей?

Если же мы говорим о религиозной культуре, и не только об исламской, и об образе жизни человека верующего, то я согласен, они несовместимы с антикультурой и сатанинским образом жизни, который сегодня пропагандирует Запад. Разрушение семейных устоев, внедрение ювенальной юстиции, которая по своей сути препятствуя воспитанию родителями своих детей, лишает последних нравственной основы и нарушает историческую преемственность поколений, однополые браки, содомитская идеология и пропаганда всеобщего греха – реальность, в которой живет общество Запада, и которая находится за чертой нравственной сути любой религии. Если поражена часть общества, а другие ее составляющие не прибывают в беспокойстве, то общество находятся в заблуждении.

 –То, что мы наблюдаем сегодня в Ираке – все эти зверства, совершаемые представителями Исламского Государства (ИГИЛ) – достойно Средневековья. С чем мы на самом деле имеем дело: со столкновением двух культур/двух цивилизаций (если считать религию одной из составляющих понятие «культура»), находящихся на разной степени развития и соответственно несовместимых, или – с совместным результатом катастрофического действия некоторых международных политических сил, имеющих однозначно вредное воздействие на обе культуры?

– Вы правы, то, что сейчас совершается в Ираке – трагедия. Но не менее ужасное творится и на Украине. И если в Ираке убийства совершают представители «исламского» государства, не признанного никем, то на Украине совершают не менее злодейские убийства представители признанного государства. И более того, и Европа, и Брюссель прямо потакают им в этом. Мы к месту и не к месту приводим в пример средневековье как мрачную страницу нашей истории, но забываем о том, что в средневековье мусульманами была создана цивилизация с водопроводом и канализацией, уличным освещением и множеством университетов, давших мощнейший импульс многим наукам, в том числе астрономии, медицине, математике.

Мораль – категория нравственная, неизменная в любом временном пространстве. Она или есть, или ее нет. Лицемерные отношения нашего времени, занавешенные лозунгами, двойными стандартами и соглашением с каждой новой агрессией, ничего общего с моралью и религией не имеют. Суть морали не меняется ни в 10-ом веке, ни в 20-ом веке, ни в начале 21-го века. Действия Второй Мировой войны с нарушением всех принципов добродетели, убийством десятков миллионов человек происходили не в средневековье, и не мусульмане были ее зачинщиками. Разрушение Югославии и бомбежки густонаселенных городов системами залпового поражения тоже не из далекого прошлого. Расстрел спящего Цхинвала, столицы Южной Осетии и последующая ложь в оправдание массового убийства людей – свежий пример политики «некоторых международных политических сил».

Определения «столкновения цивилизаций» или «война цивилизаций», которыми сегодня оперируют многие представители науки и журналистики, больше из области надуманного и не имеют под собой аргументированного обоснования. Мы все дети одного времени и одной цивилизации, и проблемы, которые мы создаем и которые нас окружают, есть проблемы этой самой цивилизации. Не может же быть прогресс науки, высота человеческой мысли и весь позитивный ряд продуктом одной цивилизации, а негатив и агрессия – продуктом другой.

Mukhtarov mosque, North Ossetia-Alania

Нет, это разные плоскости и стороны одной и той же цивилизации, в которой мы живем. Тот антагонизм идеи, мысли, образа жизни одной части общества против другой не имеет никаких культурных, нравственных и других присущих здоровому социуму начал. Основа этих противостояний – в амбициях некоторых политических деятелей, возведенных в ранг государственной политики, в их религиозном невежестве, в потакании своим страстям, в следовании призыву шайтана, которого светское общество, не имеющее религиозной культуры, не признает, считая сказкой.

Верно, что происходящее на Востоке – результат действий, как вы выразились, «некоторых международных политических сил». Но нельзя в наше время рассматривать ситуацию в каком-то регионе, в какой-то стране, отдельно от общего мирового процесса. Я уже привел в пример Украину, Югославию. Перечень стран, подвергшихся внешнему воздействию, велик. Все страны, в которых происходят или происходили волнения, восстания, гражданская война испытывали, в основном, внешнее воздействие, которое приводило в первую очередь к хаосу. За каждым таким фактом, случаем стоят США. Все остальные, поддерживающие политику агрессора, не имеют ни право голоса, ни собственного мнения. Разрушение экономики, социальной сферы, безопасности какой-то страны обязательно вносит большие проблемы в регион. Война на Украине обязательно скажется на стабильности всей Европы в самых разных сферах ее жизнедеятельности. Ирак был мощнейшим государством региона, влиятельным политическим игроком. Агрессия США разрушила систему и сложившийся баланс. Она целеустремленно разрушила государство. То, что мы наблюдаем сегодня, – прямое следствие той агрессии и, несомненно, реализация очередного плана Вашингтона. Религиозные, национальные и социальные подоплеки этих потрясений – лишь инструментарий воздействия на конкретный регион.

– В настоящее время настойчиво обсуждается новая парадигма джихадизма, после того как группа Исламского Государства в Ираке и Леванте (названная позже «Исламским Государством») объявила о создании Исламского Халифата. Корректна ли такая трактовка?

– Провозглашение создания «Халифата» одной группой мусульман, какие бы цели и интересы они не преследовали, не соответствует смыслу понятия Халифат. Самопровозглашение, а это именно так и произошло, перечеркивает принцип образования этой религиозно – политической и территориальной структуры. Такой «Халифат» опасен для всех и особенно для мусульман и их религии. Халиф мусульман избирается большинством голосов лидерами исламского мира, которые обладают реальной властью и официально представляют свои территории. Авторитетные исламские ученые-богословы не признают ни провозглашение «Халифата», ни его руководителя.

– Можно ли было предусмотреть такое развитие событий в Ираке ранее? Международное сообщество, не говоря уже об иракских властях, очевидно, захвачено врасплох развитием событий и не контролировало ситуацию. Мы видим, что на смену сокращающемуся влиянию Аль-Каеды пришел подъем более жестокой, более радикальной и непредсказуемой организации. Можно ли было избежать такого развития событий?

– То, что в Ираке после вторжения США и НАТО царит хаос и беззаконье – очевидно. Агрессоры намеренно разрушили все государство, все его структуры. Разрушили баланс между различными группами – не только между суннитами и шиитами, но и межплеменными отношениями, сложившийся за десятилетиями правления Саддама Хусейна и позволявший иметь стабильную государственную систему. Ирак разрушили надолго, на перспективу, именно с целью затянуть восстановление былого государства и убрать его с политической и экономической арены. Так что появление радикальных группировок было подготовлено созданной ситуацией и, думаю, контролировалось теми же американцами. То, что каждая следующая группировка будет более жесткой и радикальной, не вызывает сомнений. Международное сообщество полностью деморализовано давлением США, подчинено их политике, и никакого контроля или противодействия не ведет. А политика Америки направлена на дезорганизацию любой самостоятельной власти.

Я вас хочу вернуть опять в Европу. Разве события на Украине не схожи с происходящим в Ираке? Только видимая, принимаемая за основу причина не религиозная, а национальная и даже идеологическая. Украина – это суверенное государство, но когда его политикой управляет госсекретарь США, директор ЦРУ, сенаторы чужой страны и все их действия наносят урон интересам Украины, интересам Европы, то куда смотрит международное сообщество? Цинизм американской политики и «страусинное неведение» политиков Европы приведет континент к печальному итогу. Ложь и искажение фактов по ситуации на востоке Украины опровергаются четкими аргументами на другой же день, но это уже не волнует идеологов лжи, и они сливают очередную сенсацию. Пример: зверское убийство пассажиров самолета не сходило с первых новостных полос, а огульное обвинение России в этом удивляло даже многих европейских политиков. Но как только стали проявляться факты возможного участия украинских диспетчеров и, что логично, обозначилось вина государства Украины, как об этой трагедии забыли все. Более гнусного использования жизни людей в очередной провокации не придумаешь. Мне кажется, что и авиакомпания исламской страны была подобрана не случайно. Европа молчит.

Уничтожение мирных граждан, намеренное разрушение социальной инфраструктуры системами залпового огня, использование бомб с фосфорной начинкой и другие явные признаки военного преступления говорят об агрессии против человечества. Но Европа и здесь не видит крови и слез уничтожаемого населения.

Идет война, разрушающая мощное государство Европейского содружества, разрушающая экономику Европы, ее стабильность, а европейские политики обвиняют в этом при явном давлении США Россию. Но министр иностранных дел России не сидел в кресле Порошенко и не давал ему указаний, как это позволил себе госсекретарь США. И другие российские чиновники такого ранга не позволяют себе подобного хамского поведения и преступных указаний. Хотя происходящие события в сфере интересов российского государства – если не ошибаюсь, Россия вроде бы поближе к Украине, нежели США. Но и в данном случае европейские политики заняли самую неконструктивную позицию по отношению к России. Неужели им не видно, что действия США только разрушают экономическое и политическое единство Европы, и делают это системно? Штатам не нужна сильная, самостоятельная Европа. Мне кажется, и европейским политикам это тоже не так важно. Удобнее ни за что не отвечать, поглядывая из-за спины американских госсекретарей и сенаторов. Я не специально перевел ракурс с Ирака на Украину, думается, так нагляднее объяснить происходящее. Суть в обоих случаях одна: развал государства, хаос и падение экономики в регионе, и на этом фоне – усиление политической гегемонии США.

– Если Ислам – религия мира, почему так редко мы слышим мусульманских религиозных лидеров, отчетливо выражающих свою позицию, в сравнении с агрессивной (причем как в переносном, так и в прямом смысле) пропагандой экстремистских групп?

– Несомненно, Ислам – религия мира и справедливости. Цель ниспосланного Господом нашим откровения – открыть людям сердца и привести их к поклонению Ему путем установления справедливости и благодеяний. Оглядываясь на реалии нашего времени, конечно, трудно понять происходящее, но с точки зрения религии – одно объяснение: слишком велико число следующих за шайтаном, потерявших истину и блуждающих в невежестве. Конечно, есть мусульманские богословы, жестко говорящие о несоответствии многих деяний принципам шариата и духу Ислама. Есть религиозные лидеры, твердо заявляющие о своей позиции. Главное, есть Коран и Сунна пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует. Но шайтан и его приспешники вводят людей в заблуждение и насаждают величайший грех. Это положение народов, не только исповедующих Ислам, это проблема многих людей и многих государств, как на Востоке, так и на Западе. СМИ, в первую очередь западные, заняты распространением информации, выгодной той же политике агрессивного воздействия. Объективная и позитивная информация их мало интересует, поэтому голоса мусульманских религиозных лидеров не всегда слышны. 20 августа в Стамбуле проходила конференция исламских ученых, но ее обращение и резолюция в мировых СМИ не получили должного резонанса.

– Как Вы оцениваете влияние событий на Ближнем и Среднем Востоке на мусульманские общины Кавказа? Могут ли они спровоцировать новые угрозы безопасности в регионе?

– Международные отношения и связи в наш век коммуникабельности и глобализации не позволяют многим процессам и действиям экономического, политического, а также религиозного характера замыкаться в границах страны или региона. Конечно, события на Востоке будут влиять на внутреннее состояние многих государств. Как и насколько активно – будет зависеть от ситуации в самих этих странах, как межнациональной и межрелигиозной, так и социальной. И мусульманские общины Кавказа, конечно, не остаются в стороне от мировой информации, и она обсуждается, но сегодня внутренняя стабильность и управляемость кавказских республик России высока, и образование новых очагов напряжения вряд ли возможно.

 –Идея Всемирного Халифата косвенным образом затрагивает и Европу. Существует ли в радикальном Исламе дискурс, ставящий цели на европейском континенте?

– Радикального Ислама нет в принципе. Религия, проповедующая мораль и добро, справедливость и богобоязненность, не может быть носителем агрессии. Но люди по своей сути – заложники страстей и невежества, и поэтому проблемы человека любого вероисповедания и любой национальной принадлежности, подверженного страстям и желанию довлеть над остальными, приводят его к радикализации и, конечно, влияют на общество. Невежество в религии – вещь опасная. Целенаправленные манипуляции заинтересованных лиц могут приводить к радикальным мыслям и настроениям целые группы верующих. Но они не отображают гуманной идеологии ислама и не могут по этой причине быть созидателями начала любой идеи.

Беседу вела главный редактор Power&Politics World, Габриэла Ионицэ и редактор Татьяна Жукова.

Сергей Маркедонов: ”Вопрос об анти-ракетной защите (ПРО) чрезмерно политизирован по обе стороны Атлантики”

Sergey Markedonov: ”Anti-missile shield issue is overly politicized on the both sides of the Atlantic”

Versiunea în limba română pe site-ul http://www.powerpolitics.ro – aici (I) și aici (II).

– Даже и в настоящее время специалисты по геостратегии обосновывают свои анализы и прогнозы на концепте развитом географом Halford J.Mackinder о “Heartland”, так, некоторый считают что этот концеп является «ключевым» в споре между России и США относительно размещения для анти-ракетной защите в Европе. Потому что этот интервю будет опубликован в Бухаресие, я хотела бы у Вас спросить : Что думает русский эксперт от Вашингтона об этом споре, и более того, считаете ли Вы что существует компромисс по этой теме?

Сергей Маркедонов: – Честно говоря, я довольно скептически отношусь к выводам теоретиков, будь то Маккиндер или Хантингтон. Реальная внешняя политика, как правило, не вписывается в двухцветное измерение. Разве ведущие международные игроки, планируя свои стратегии сверяют шаги по «периферийной» или «внутренней» дуге или по «конфликту цивилизаций»?  Возьмем знаменитую формулу Маккиндера, раз уж мы затронули его: «Кто контролирует Восточную Европу, тот командует Хартлендом; кто контролирует Хартленд, тот командует Мировым островом (то есть Евразией и Африкой); кто контролирует Мировой остров, тот командует миром». В период после 1945 года Советский Союз контролировал Восточную Европу (за исключением разве что Албании и Югославии, хотя в югославском случае определенное влияние имелось, особенно после нормализации отношений при Никите Хрущеве). Но можем ли мы считать СССР тех лет «командиром Хартленда»? Не уверен. Иначе, снижение его роли (а затем и значения России) не было бы столь стремительным. Что касается «ядерного щита»  и проблемы размещения элементов ПРО в Европе, то в этой проблеме много различных слоев.

        С одной стороны, США заинтересованы в обеспечении своего глобального доминирования. Особенно здесь важна Восточная Европа, ведь этот регион в перниод «холодной войны» был неким символом советского могущества и ограниченности ресурсов Западного мира, который, несмотря на всю риторику, мирился с существующим положением дел. И не будь «перестройки» в СССР, скорее всего, продолжал бы с этим мириться. Но дело не только в этом. Разработки в сфере ПРО – это еще и престижные военные заказы, и прибыли, и деятельность лоббистских групп, что не всегда напрямую связано с теми или иными геополитическими резонами. Притом, не стоит забывать, что официальные представители США не раз говорили, что их проект направлен не против России, а для защиты от ядерной угрозы со стороны стран- «изгоев» (Иран, КНДР). Американские военные не столь наивны. Они прекрасно понимают, что надеяться на ПРО, в случае глобальной ядерной войны, все равно, что надеяться спрятаться от ливня под антимоскитной сеткой. «Непромокаемый зонтик» сейчас создать просто невозможно. Необходимых технологий не существует (пока, по крайней мере, о них неизвестно). Свою главную задачу – гарантированную защиту от баллистической ракетной составляющей стратегических ядерных сил – ПРО выполнить не может и не сможет в обозримом будущем. Но проблема политизируется по обе стороны Атлантики. Позиция России по этому вопросу вполне вписывается в логику страны, предпочитающей сохранять статус-кво. Москва не хотела бы резкого увеличения американских возможностей. Отсюда и требования к США дать формально-юридические гарантии того,что ПРО не будет направлена против России  и ее интересов. Российское руководство также не хочет признавать однополярного мира и американского глобального лидерства. Однако сотрудничать по многим вопросам с США готово. И не просто готово, а уже сотрудничает (смотрите пример Афганистана, корейскую проблему и многое другое). Но размещение элементов ПРО в Польше или в Румынии- это не только стремление Вашингтона к чему бы то ни было. Интеррес к этому есть у самих стран Восточной Европы. В этом им видится символика, это- дополнительный месседж об их выборе, хотя, честно говоря, опасность со стороны России излишне переоценивается. И даже идеологизируется. Возможны ли компромиссы? Трудно сказать, поскольку камнем преткновения является вопрос о подписании обязывающего документа. Не думаю, что Вашингтон к этому готов. Однако, повторю еще раз. Есть политический уровень проблемы, а есть технический. Не уверен, что проблемы прорыва в области разработок по ПРО – дело скорого будущего. А без этого сама дискуссия  будет беспредметной. Она будет ограничиваться старыми и новыми символами.

 – Некоторые разделы из учёта ‘Recomposing world’ ( учёт был официально опубликован два десятилетие назад в Demko and Wood) считаються некоторыми экспертами как «логическая вероятность». В этом учёте представлена  информация о процессе перерисовки мировой карты по этническими, националистическими критериями. William B. Wood отметил геополитические изменения в Европе, Северной Африки и Среднего Востока, и вот так, несколько из его предсказании исполнились. (Wood также предсказал что Россия разделиться в участки и будут даже существовать автономные области на её територрии, как Тува, Калинград, Бурият). Я Вам задаю этот вопрос: Как точно может быть это предсказание  (когда речь идёт о России) и если можем учитывать религиозный фактор фундаментом для формирование этих критерии?

С.М.: –  Прежде всего, хотелось бы корректности в оценках. Вот взять хотя бы тезис Вуда о том, что Россия разделится. Почему-то он говорит о потенциальных автомных регионах в Туве, Калининграде и Бурятии. Но в этих регионах не было мощных сепаратистских движений. Более того, в 2008 году Усть-Ордынский бурятский автономный округ был объединен с Иркутской областью, иэто не встретило никакого сопротивления со стороны бурятской общины. Напротив, такое объединение было поддержано по экономическим причинам. В 2010 году в Туве прошел референдум по поправкам в Конституцию республики. Из Основного закона Тувы были удалены многие пункты, противоречащие российской Конституции. И это также обошлось без каких-либо серьезных потрясений. Что же касается образования новых государств, то стоит отметить, что  в последние два десятилетия сепаратистский тренд значительно укрепился во всем мире. И это касается не только России, постсовесткого пространства, «горячих точек» в бывших европейских колониях, но и самой Европы. По справедливому замечанию болгарского эксперта Ивана Крастева, «Европа любит думать о себе как о стабильном континенте, но в действительности здесь за два десятилетия… создано и разрушено больше государств, чем в любом регионе мира в любое время. Даже больше, чем в Африке в период деколонизации 1960-х годов. 15 новых стран появились на месте СССР, семь на территории бывшей Югославии и две – Чехословакии. Вдобавок к этому четыре “непризнанные республики“ и еще другие, кто хотел бы пойти по их пути». В последние годы о себе активно заявили национальные движения в Каталонии, Шотландии. В 2008 году началось международное признание бывших автономий. США и их союзники инициировали процесс легитимации государственности бывшего сербского автономного края Косово, а Россия стала пионером в признании двух бывших автономий Грузинской ССР (Абхазия и Южная Осетия). Причин для этого множество. Назову лишь самые, на мой взгляд, очевидные. После существенной ревизии ялтинско-потсдамского мироустройства контуры нового миропорядка оказались весьма расплывчаты. Следовательно, размыты и критерии признания/непризнания государств, как таковые. Отсюда и использование не столько правовых стандартов, сколько политической целесообразности в процессе признания. Мы это видели на примере бывшей Югославии, Советского Союза, когда одна нормативно-правовая база принималась во внимание, а другая тотально игнориовалась (например, законы о праве автономной республики в составе союзной республики решить свою судьбу при распаде СССР). Добавим к этому, что любая интеграция и глобализационные процессы обостряют поиски идентичностей, вызывают в качестве ответной реакции стремление к обособлению и сохранению своей этнической, культурной, гражданской уникальности.

          Грозит ли России сценарий распада?  Однозначного ответа нет, и быть не может.  Сепаратистская угроза в современной России значительно изменилась по сравнению с первыми постсоветскими годами. Теперь федеральному центру противостоят не яркие лидеры, такие как Джохар Дудаев или Аслан Масхадов, не де-факто государства (Чеченская Республика Ичкерия). Сепаратистская угроза связана не с организованными и структурированными светскими националистическими движениями в регионах, наподобие Всетатарского общественного центра. На первые роли вышли сетевые структуры, лидерство в которых подчас сложно или совсем невозможно установить. С одной стороны, это облегчает задачи государству, ибо нет необходимости для поиска коммуникаций и оптимизации противоречивых интересов. С другой стороны, точки, из которых исходят вызовы и угрозы, плохо просматриваются, если вообще идентифицируемы. Отсюда и невозможность почувствовать силу и ресурсы оппонентов. В идеологическом плане в регионах на первый план вышел протест, облаченный в религиозно-политические формы радикального исламизма. В то же самое время в центре страны намного более важным стал этнический национализм под лозунгами защиты русского большинства вплоть до реализации идеи его национального самоопределения. По образному выражению Эмиля Паина, мы можем говорить об ответном движении «этнополитического маятника», предполагающего русскую реакцию на самоопределение, парады суверенитетов и этнократические проекты в национальных республиках в составе Российской Федерации. Как бы то ни было, отсутствие ярких лидеров, мощных и структурированных организаций не отменяет того, что для определенной части населения России нынешнее ее устройство, географическая и конституционная конфигурация неприемлемы. Таким образом, в отличие от Чечни 1990-х гг., сегодня и в регионах, и в центре России гораздо сложнее измерить конфликтное поле. Актов насилия много, но за каждым из них – своя конкретная история. Столь разнообразные по происхождению конфликты могут существовать, только когда социальные отношения базируются не на институтах, а на неформальных принципах. Ведь если нет возможностей для карьерного роста, ведения бизнеса и реализации гражданских проектов, социальная активность уходит в радикализм, а любая проблема решается через «отстрел» или шантаж. Выбор в пользу «отделения Кавказа» или превалирование религиозной лояльности над гражданской идентичностью разрушают единство страны. Очевидно, что с проблемами отчуждения и насилия невозможно разобраться без качественной национальной (не фольклорно-этнографической) политики и укрепления институтов власти(не личностей у власти, а работающих институтов). Следовательно, говорить о преодолении «беловежского синдрома» и окончании формирования российского постсоветского государственного проекта преждевременно.

– Когда  искаем новости о Исламских Республиках из Северного Кавказа, можем очень легко представить себе что всегда в этих местах люди просто убивают один другого или организуют попытки самоубийства. Считайте ли Вы что существует стратегии (политическая, экономическая, социальная, административная) которые могли бы поставить конец этим бесконечным насилиям? Или существуют только паллиативные меры, которые эффективные только на определённое время, а затем всё возвращаеться к исходному пункту?

С.М.: – При разговорах о ситуации на Северном Кавказе нужно за многочисленными сообщениями о терактах, диверсиях, нападениях видеть тренды. Сегодня они отличаются от того, что мы видели 15 или даже 10 лет назад. В 1990-х гг. Северный Кавказ фактически отождествлялся с Чечней. Сегодня главными источниками беспокойства стали Дагестан и Ингушетия. В значительной мере осложнилась ситуация в некогда более спокойной западной части российского Кавказа. Речь в первую очередь о Кабардино-Балкарии (КБР), которую чеченские сепаратисты 1990-х гг. называли не иначе как «спящая красавица Кавказа». Нынешняя нестабильная ситуация в Ингушетии, Дагестане, КБР или Чечне не может идентифицироваться как проявления сепаратизма. Те, кто стоит за террористическими акциями, не заявляют о необходимости создания независимых национальных государств. Более того, еще в октябре 2007 г. «Чеченская Республика Ичкерия» была упразднена ее лидером Доку Умаровым. Однако на смену националистическому дискурсу пришел радикальный исламизм, а главным оппонентом России вместо непризнанной Ичкерии стал сетевой исламистский проект «Эмират Кавказ». Этнический национализм на Северном Кавказе отступил. Вероятны, особенно при некачественной политике федерального центра, и определенные «возвратные движения». Но сегодня радикальные протестные движения, обращенные против центральной российской или республиканской власти, используют не этнонационалистический (или сепаратистский), а исламистский язык. С его помощью описываются теракты и диверсии, столкновения с военными и представителями правоохранительных структур. Делая такой вывод, некоторые эксперты (в основном, европейцы и американцы) говорят о том, что причиной тому политика Кремля на Кавказе, в частности в Чечне. Это не совсем так. Многие исламистские очаги сформировались в регионе вне Чечни и вне всякой связи с ней. В особенности  это касается Дагестана, который в 1990-х годов, скорее влиял на распространение исламизма в Чечне, а не наоборот. И это притом,что мощного сепаратистского и националистического движения в Дагестане никогда не было. Эта республика была единственной среди северокавказских субъектов РФ, которая не принимала участие в т.н. «параде суверенитетов» начала 1990-х годов (она не провозглашала деклараций о суверенитете). Не стоит также видеть во всем одну лишь репрессивную политику Кремля. Она сыграла свою роль в радикализации. Но не только она. Тем паче, что без жестких мер с терроризмом и экстремизмом бороться невозможно. Немалое значение сыграли и поиски идентичности, и провал националистическизх проектов, популярных в начале 1990-х годов. Этнонационализм, на который в ранние 1990-е возлагались большие надежды, не смог разрешить и ряд насущных проблем этнических элит (в частности, надежды на территориальную реабилитацию). Пришедшие к власти этноэлиты также занялись приватизацией власти и собственности, забыв об обещаниях, данных представителям «своего народа». Ответственность власти иная. Укоренение исламизма происходит в условиях отсутствия внятной стратегии социального, экономического и политического развития Северного Кавказа. В последние годы на уровне Министерства обороны не раз обсуждались идеи сворачивания или ограничения  призыва из северокавказских республик. И хотя окончательно данный вопрос не разрешен (новый министр Сергей Шойгу пообещал, например, увеличить призыв из Дагестана), сама дискуссия показывает, что у государства есть проблемы с реализацией ключевой функции – интеграции полиэтничного населения в единую политическую нацию (а призывная армия – важнейший инструмент такой интеграции). Потворство местным бюрократиям при отказе от полноценной интеграции региона достигло критических пределов. Несменяемость региональных элит не столько продвигает стабильность, сколько провоцирует радикализм.

 ****

 – После чтение одного очень недавного учёта, опубликован CSIS, я заметил, что ты задаёшь себе тревожный вопрос: Возможно чтобы сценарии из Северного Кавказа повторилься в области Волги? Если мы проанализируем идеологические источники и средство от религиозного радикализма из области Волги, возможно ли предвидеть потенциальный рост различных форм исламистской деятельности, но не только в регионах с насилением мусульманского большинства?

С.М.: – Интересный вопрос. Вы правы, его часто задают в последнее время. Остроты ситуации добавляет стратегическая важность этого региона для России в целом. Его нередко называют “вторым Баку”, поскольку запасы нефти и газа в Поволжье составляют, соответственно, 13 % и 12 % от общероссийских ресурсов, а его доля в промышленном производстве страны составляет почти 24 %. Но в адекватном ответе на этот вопрос заинтересованы не только российские, но и иностранные специалисты. Несмотря на все противоречия между Россией и НАТО, в Ульяновске открыт транзитный центр Альянса для транспортировки военных грузов в Афганистан. Добавим к этому, что в 2013 году столица Татарстана будет принимать 27-ю Универсиаду, а в 2015 году – 16-й чемпионат мира по водным видам спорта. В 2018 году несколько городов Приволжского федерального округа (Казань, Самара, Нижний Новгород) будут принимать матчи мирового футбольного чемпионата – событие, которое по своему значению сопоставимо с Олимпийскими играми. Таким образом, безопасность в Поволжье приобретает не только внутреннее, но и международное значение. Долгое время ситуация в этом регионе противопоставлялась тем процессам, которые имели место на Северном Кавказе. И для этого были свои основания, как исторические, так и актуальные социально-политические. Волго-уральские земли намного дольше были интегрированы в состав российского государственного проекта (под разными идеями и знаменами). Во многом феномен “традиционного ислама” или “лояльного мусульманства” сформировался именно здесь. В сентябре 1788 года на территории современного Приволжского федерального округа появилось Оренбургское магометанское духовное собрание, ставшее первым системным опытом организации взаимодействия между российской властью и мусульманской общиной.  В 1990-х годах Татарстан и Башкирия, конечно же, создали немало проблем для федерального центра, однако в поисках модели республиканского суверенитета и особой роли в рамках РФ религиозная тема была отодвинута на второй план. Казалось бы, для радикализма на Волге, Каме и Урале не было серьезных предпосылок. В отличие от Кавказа, Поволжье в намного большей степени урбанизировано и интегрировано с остальной Россией. В сравнении же с европейскими муниципалитетами на поволжской территории не существовало особых замкнутых мусульманских городских кварталов, изначально провоцирующих религиозную замкнутость и ксенофобию. Однако сегодня есть много тревожных признаков, включая и террористическую активность. Портрет неофициального и радикального ислама в Поволжье крайне многоцветен. Из-за его разнородности трудно говорить о некоем общем феномене. Известный специалист по постсоветскому исламу Байрам Балчи, характеризуя процессы религиозного возрождения на территориях бывшего СССР, использует такую удачную метафору, как “исламская глобализация”. И в самом деле, с началом политической либерализации и открытием границ, бывшие советские граждане смогли познакомиться не только с “передовыми” достижениями массовой культуры, но и с теми религиозными традициями, которые в их странах и регионах ранее были либо малоизвестны, либо неизвестны вовсе. И в том же Поволжье уже в начале 1990-х годов появляются сторонники салафитских (“ваххабитских”) взглядов. Их критический пафос обращен против “национального ислама”, то есть такого исповедания веры, которое связано с татарскими, башкирскими народными традициями. В контексте региона они демонстрируют неуважение к пожилым людям, считая их “несведущими”, “отсталыми” в вопросах исповедания религии, а также известным национальным праздникам (таким, как “Сабантуй”). Помимо салафитов, в Поволжье в середине 1990-х – начале 2000-х годов заявили о себе сторонники религиозно-политической партии “Хизб ут-Тахрир аль-Ислами”. Сегодня многие журналисты и эксперты отождествляют их с “ваххабитами”, что не вполне корректно. Ведь и в теории, и на практике последние крайне негативно относятся к хизбутовцам, отвергая принципы всякой партийности и риторику партии, которая фокусируется на необходимости мирного построения халифата и демонтажа светской государственности. Кстати говоря, во многом именно в силу описанных выше причин хизбутовцы не смогли укрепиться на Северном Кавказе. Там они столкнулись с противодействием не только властей, но и местных салафитов. Менее активным и многочисленным нетрадиционным течением, заявившим о себе на территории Приволжского федерального округа, является “Джамаат Таблиг” (“Общество доведения”). Оно концентрируется на буквалистском соблюдении религиозных норм. Кроме того, в регионе действуют (хотя и не столь активно, как в начале 1990-х годов) сторонники религиозных течений турецкого происхождения, ориентированных на “тюркизацию ислама” и “исламизацию тюркского мира”, таких как “Нурджулар”. Эксперты также обращают внимание на явление, которое экс-президент Франции Николя Саркози называл в свою бытность шефом МВД “исламом подвалов и гаражей”. Жители депрессивных и социально неблагополучных городов, а также горожане в первом поколении (вчерашние сельские жители), не имеющие крепких социальных связей, в условиях Поволжья идут не в горы, а в подвалы или закрытые клубы с отчетливым радикальным религиозным уклоном. Необходимо также отметить отсутствие системной государственной политики в религиозной сфере. И не только в Поволжье, конечно же. Фактически на “исламском направлении” она свелась к передаче властных функций официально признанным духовным управлениям мусульман. Однако за период с начала распада Советского Союза эти структуры не раз оказывались аренами внутренней борьбы, скандалов, расколов и противоборств. Часто муфтии использовали в борьбе друг против друга сомнительные финансовые источники и столь же сомнительных союзников. Как и в случае с Северным Кавказом сказывается недостаток качественной государственной национальной и религиозной политики. Сегодня Поволжье еще далеко от превращения во второй Северный Кавказ. Этот регион намного лучше интегрирован в общероссийские процессы, а жители России не воспринимают его как окраину, в отличие от Кавказа. Однако кавказский опыт показал склонность властей к упрощенному решению вопросов на проблемных территориях, без всестороннего учета многочисленных нюансов и деталей. Спору нет, жесткое и бескомпромиссное противодействие терроризму необходимо на всей территории страны, будь то Волга, Урал или Кавказ. Однако без изменения социальной реальности, улучшения качества и профессионализма управленцев и силовиков, минимизации коррупции удары по террористам будут не слишком эффективными, поскольку питательная среда для экстремистских настроений будет сохраняться.

– Подход из-за которого взгляд Техеран относительно Nagorno-Karabagh повлиял негативно на уровень напряжённости  между Ираном и Азербайджаном. Сам Aliyev, по данных источниках Wikileaks, встревожен ростом Тегерана : «Иран стремится подорвать усилия в Баку чтобы урегулировать кофликт из Nagorno Karabah и предупреждает Азербайджиана относительнл про-американский позиции». Может ли Иран оказать значительное влияние на события этой области? Какую стратегию будет использовать Россия относительно этих событии ?

С.М.: – Иранская политика на Южном Кавказе многомерна. Здесь элементы «революционной риторики» переплетаются с прагматикой. хотя современный Иран и демонстрирует стремление играть в глобальные геополитические игры, он остается в первую очередь региональной державой, имеющей серьезные позиции на Ближнем Востоке, в Центральной Азии и на Кавказе. Исторически амбиции Ирана обращены, прежде всего, в сторону Персидского залива. Однако значение кавказского региона традиционно было и остается для Ирана высоким. Иран имеет 660 километров границы с Арменией и Азербайджаном. И за годы президентства Ахмадинежада кавказское направление иранской политики заметно активизировалось.

      Что же в первую очередь волнует Тегеран в регионе? Во-первых, Иран крайне болезненно относится к появлению по соседству тех или иных внешних игроков. Проблемы региона, с точки зрения руководства Исламской республики, должны решаться самими кавказскими республиками, а также тремя соседними государствами, в течение многих веков вовлеченными в политическое и социально-экономическое развитие Кавказа. Речь идет, конечно же, о самом Иране, Турции и России. Как следствие, крайняя обеспокоенность Тегерана относительно наращивания американского и британского присутствия на Каспии, деятельности Минской группы (сопредседателями которой, помимо РФ, являются США и Франция) на ниве разрешения нагорно-карабахского конфликта. В этой связи отнюдь не случайно, что Иран является единственной страной, которая заявляет о неприемлемости для ее интересов «Обновленных мадридских принципов» урегулирования многолетнего армяно-азербайджанского противостояния, ибо они предполагают размещение в регионе иностранных миротворческих сил. Это вызывает опасения Тегерана по поводу того,что они будут использованы в качестве плацдарма против иранских интересов. При этом многие иранские эксперты полагают, что Москва, занятая сегодня внутриполитической проблематикой, недостаточно сильна для того, чтобы отстоять Каспий и Кавказ от внешних посягательств.

        Во-вторых, Тегеран рассматривает многие проблемы Кавказа как продолжение ближневосточной игры. Отсюда и трения между Ираном и кавказскими странами по вопросу о развитии отношений с Еврейским государством. В особенности это касается кооперации между Азербайджаном и Израилем.

        В-третьих, на Южном Кавказе Тегеран выступает сторонником сохранения статус-кво. Резкие движения, такие, как поддержка этнополитического самоопределения, изменение межгосударственных границ, иранские власти не приветствуют. В частности, Исламская Республика, будучи последовательным оппонентом Запада и Израиля, тем не менее, проявила с ними парадоксальную солидарность. Она публично выразила свою неготовность к признанию независимости Абхазии и Южной Осетии. Именно это помогает объяснить, почему, имея немало претензий к соседнему Азербайджану (поддержка контактов с многочисленной азербайджанской общиной внутри Ирана, кооперация Баку с США и Израилем) Тегеран пытается не переступать «красных линий». Свидетельством тому – визит Ахмадинежада в Баку в октябре прошлого года. И это после серии «шпионских скандалов» начала 2012 года и взаимных обвинений. в двусторонних отношениях с кавказскими государствами Иран предпочитает опираться скорее на национальный эгоизм, нежели на религиозную догматику. Азербайджан – государство, где, как и в Иране, доминирует шиитское исламское вероучение. Тем не менее, партнерство Баку с США и Израилем нередко заставляло Тегеран отложить в сторону идеи «религиозного братства». И, напротив, отношения с христианской Арменией, проамерикански настроенной Грузией (в 2006 году Тегеран даже оказал Тбилиси серьезную помощь во время топливного кризиса, а в 2010 году страны пошли на отмену визового режима) доказывают преобладание национального эгоизма над вопросами «чистоты веры». Российско-иранские отношения, конечно же, не ограничиваются одним лишь кавказским контекстом. У Тегерана и Москвы непростая история двустороннего взаимодействия. Очень часто за фасадом регулярных встреч и заверений в поддержке скрываются противоречия. Однако, что касается северокавказского исламизма, то политики и эксперты в Тегеране любят подчеркивать, что идеологически это течение связано не с шиизмом, а с салафией (тем течением, которое поддерживает другой исторический оппонент Ирана – Саудовская Аравия). Но, с другой стороны, нельзя сбрасывать со счетов поддержку Ираном различных исламистских организаций («Хизбалла»), которые готовы рассматривать кавказских исламистов как союзников.В любом случае прагматический элемент в иранской политике на Кавказе довольно силен. И это следует учитывать при рассмотрении возможных линий поведения в отношении этой страны. Тем паче, что и в других региональных контекстах (той же Центральной Азии) Тегеран зачастую действует, исходя из рациональных побуждений, а не одной лишь религиозной экзальтации.

Sergey Markedonov is visiting fellow in the Russia and Eurasia Program of the Center for Strategic and International Studies – Washington (SUA).

interview made by Gabriela Ionita,

original published by www.powerpolitics.ro

Georgia turn off “the business” with CIS

Today, Georgia is to the final to leave the Commonwealth of Independent States. Georgia’s decision to leave CIS was taken by the georgian Parliament on 14 August 2008, and four days later the Foreign Ministry informed the Executive Council of the CIS about this decision. A period followed by 12 months for completion of the procedures stipulated by the CIS. It is the first time in the history of political organization, founded in 1992 with former Soviet republics Latvia, Lithuania and Estonia, when use is made of this provision to the leave statute of community by a state.

According to officials in Tbilisi, the withdrawal is because: “in August 2008, a member country of the CIS – Russia has declared war to other countries of the CIS States, has occupied territories and it was recognized as independent entities. Meanwhile Georgian authorities expressed their intention to continue working bilaterally with the countries of the CIS, except Russia obviously.