Российский военный эксперт Евгений Крутиков: ”Армия США еще с первой Войны в Заливе привыкла «воевать в прямом эфире» и Минобороны России не имеет пока достаточного опыта в этом смысле”

– Уже две недели весь мир напряженно смотрит в сторону России и вмешательства в Сирию. Для начала, скажите, пожалуйста, какова атмосфера на Командном Национальный центр управления обороны РФ и Министерство Обороны России?

Евгений Крутиков: – Для начала надо определиться с терминами. Никакой «российской интервенции» или «вмешательства» [1] в Сирии нет. Российская авиационная группа и службы поддержке находятся на территории Сирии абсолютно законно, по приглашению законного правительства этой страны. Также нет никакого давления «целого мира» на Россию в связи с событиями в Сирии. Постоянные встречи российского руководства с лидерами множества стран, особенно арабских, тому подтверждение. Что же касается «атмосферы» в Национальном центре управления обороны РФ, то такого понятия не существует. В работе Министерства обороны отсутствуют эмоции, и как-то «змоционально» охарактеризовать работу командного центра нельзя. Это ежедневный, размеренный и регламентированный труд, в котором отсутствуют внешние факторы влияния.

Евгений Крутиков – известный российский политолог и военный эксперт, специалист по проблемам Кавказа и Балкан. Он окончил Московский Военный институт иностранных языков.

– После первого вмешательства  Воздушно-космических сил России в Сирию, западные СМИ быстро ”вспыхнули”. Сколько пропаганды и как насчёт реальных “сопутствующий повреждений” в этой информационной войне?

–  Пропаганда и информационные войны сейчас, к сожалению, не способствуют взаимодействию между всеми союзниками, включая Россию и западные страны. Если на военном уровне кооперации с каждым днем все больше и больше, то пропагандистские машины, наоборот, только искажают реальность во вред реальному сотрудничеству. Информационные войны никак не связаны с практической стороной событий в Сирии. Они преследуют в основном внутриполитические цели, в том числе, и в США. Предвыборная обстановка, стремление администрации Барака Обамы «войти в историю», желание эффектно продемонстрировать свою силу – все это пропаганда. Реальная же оценка результатов российской военной помощи правительству Сирии будет возможна только через несколько недель, когда сирийские войска самостоятельно смогут продемонстрировать свои возможности в борьбе с радикализмом и экстремизмом.

– По вопросам пропаганды против России… я заметила, что Вы несколько расстроен тем, как отвечает Отдел Печати Министерства Обороны РФ. Почему? Какой с Вашей точки зрения самый лучший способ управления этими атаками?

–  Российское Министерство Обороны не имеет пока достаточного опыта, чтобы противостоять насыщенной антироссийской пропаганде различного происхождения. Российская армия не участвовала в подобных операциях, в отличие от американской. Армия США еще с первой Войны в Заливе привыкла «воевать в прямом эфире». Это стало даже «визитной карточкой» американских военных операций в «третьем мире». У российского министерства обороны такого длительного опыта нет, хотя, надо отдать должное, оно быстро учится. Сейчас уже нет таких проблем, которые были у российской военной пропаганды во времена событий в Чечне, когда значительная часть журналистского сообщества была настроена антироссийски и антиармейски.

Сейчас это не вопрос идеологии, а вопрос практики, опыта и технического обеспечения. А все это при желании приходит со временем. В России последние примерно лет 10 очень вырос престиж армии и армейской службы. На службы приходят очень перспективные молодые люди с хорошим образованием и разносторонними знаниями. В том же Национальном центре обороны на дежурстве находятся десятки молодых людей, блестяще говорящих на нескольких редких языках. Они же обеспечивают, например, линии прямой и экстренной связи с министерствами обороны США, Франции, Израиля, Турции, Саудовской Аравии. Так что в этом аспекте Министерство обороны заслуживает не критики ради критики, а скорее подсказок «со стороны».

– Россия создала в регионе потрясающую систему сбора и обработки информации. Но некоторые эксперты заявили, что Россия не имеет необходимых высоких технологий и это является серьезным ограничением. (”Лётно-технические характеристики напрасны если Вы не знаете, куда целиться” – П. Фелгенхауер). В данном случае это миф или обман?

– Мне жаль, что приходится разъяснять некоторые персональные особенности, но сейчас именно такой уровень «экспертизы» и стал одним из базовых элементов пропаганды и информационной войны. Павел Фенгельгауэр считается на Западе «военным экспертом» по недоразумению. Ученый-биолог, он в начале 90-ых годов «назначил себя» военным журналистом, а потом и «экспертов», не служив в армии, но зато регулярно посещавшим приемы в посольствах. Его профессией стала дискредитация российской армии во все времена ее становления – как при Ельцине, так и при Путине. В августе 2008 года в первый же день войны в Южной Осетии он заявил, что российская армия будет разгромлена, потому что она «технически устарела» и пообещал полное уничтожение российской авиации силами ПВО Грузии. Комментировать этот «прогноз» нет никакой необходимости.

Я могу привести больше примеров его «экспертных оценок», в том числе, и из личного общения, но одного этого уже достаточно. К сожалению, такие «эксперты», как он, считаются авторитетными для западного общественного мнения не потому, что они действительно умны и осведомлены, а потому что они говорят то, что Запад хочет слышать. Фенгельгауэр уже много лет живет в эмиграции и никакого представления о современной российской армии не имеет, как не имел и ранее. Его слова для специалистов ничего не значат.

По сути же, российская авиации и флот продемонстрировали очень высокую эффективность в короткие сроки. При этом, надо понимать, что российские авиаудары не хаотичны, а преследуют точную военную цель. Они обеспечивают правительственным войскам возможности для перехода в наступление. Не «вообще», а на конкретных участках фронта в соответствии с данными разведки. Одновременно подрывается система снабжения исламистов и возможности для пополнения фронта подкреплениями. Эта тактика гораздо более эффективна, нежели бесконечное преследование по пустыни отдельных маленьких групп экстремистов без возможности подкрепить эти действия «на земле».

Чисто военно-технические характеристики российского вооружение также никто не ставит под сомнение. Более того, сейчас российская авиация и флот обладают возможностями изменять свою тактику и характеристики вооружения в зависимости от целей и обстановки.

– “Washington Post” заявил, что, так как есть серьезные подозрения об истинных намерениях США в Сирии, Россия начала сопровождать в миссии свои бомбардировщики с истребителями Su-30 SM, это правда?

– На авиабазе Хмеймим около сирийской Латакии размещены, в частности, несколько истребителей Су-30СМ. Нет ничего удивительно, что для поддержки штурмовой авиации приданы истребители. Это обычная практика. Никто никогда не оставить бомбардировочную и штурмовую авиацию без истребительного прикрытия. Это «дважды два» военной тактики, вне зависимости от того, использует ли потенциальный противник воздушное прикрытие или нет. Сейчас нет никакой опасности воздушного столкновения с авиацией США или других стран западной коалиции. По последним данным, между ВКС РФ и ВВС США достигнуты договоренности даже об обмене кодами «свой-чужой». А это ранее невиданный уровень кооперации, позволяющий говорить о полном исключении возможных случайностей в небольшом воздушном пространстве Сирии.

– Вмешательство России будет ограничено Военно-Воздушными Силами, а на земле будут сосредоточены войска Башара Аль-Ассада и Хезболлаха? Или стратегия может изменится и мы увидим русские солдатские сапоги на Сирийской земле?

– Повторюсь: никакой «российской интервенции» в Сирии не существует. Порядок и цели пребывания российских войск в Сирии определен запросом Дамаска и двухсторонними соглашениями между РФ и Сирией. Москва не заинтересована в каком-либо долгосрочном втягивании в военные действиям. Также нет никакой заинтересованности в физическом контроли за территорией или каких-либо формах «оккупации» или чего-либо подобного. Правительство в Дамаске должно постоять за себя самостоятельно, а российская армия может только немного помочь.

– Как насчёт Китая?

– Позиция же Китая, как обычно, не проявлена четко. Пекин в принципе не стремиться открыто проявлять свою позицию в регионах, где его интересы непосредственно не представлены.

– Между прочим, как оценит Россия ощутимые результаты этой военной кампании?

– У России нет никаких территориальных интересов в регионе. Сейчас сложно однозначно говорить о далеко идущих целях российского присутствия регионе, но они явно прежде всего политические, а не прагматические. Тем более, они не лежат в территориальной или экономической плосткости.

 Беседу вела Главный редактор PPW, Габриэла Ионицэ

Thanks to Форум Министерства обороны Российской Федерации  because is sharing my interview.

_____________________________________________________

[1] The deliberate act of a nation or a group of nations to introduce its military forces into the course of an existing controversy, Dictionary of Military and Associated Terms. US Department of Defense 2005.

Geneva – Iran presented a new proposal to resolve the nuclear program

Today in Geneva, started the next round of talks between Iran and “six” of international mediators / known as P 5+1 – five permanent members of the UN Security Council (UK, China, France, Russia, US) plus Germany trying to resolve the Iranian “nuclear dossier”. The previous round of talks was held in Alma-Ata in April this year.

What might happen over the next two days ?

These are the first such talks since President Rouhani took office in August. Seen as a relative moderate, Mr Rouhani has said he wants a deal on Iran’s nuclear programme within six months.

In particular, speaking to the 68th session of the UN General Assembly in New York, President of the Islamic Republic of Iran, Hassan Rouhani, said that Iran’s nuclear program “is intended purely for peaceful purposes”. “Nuclear weapons and weapons of mass destruction have no place in Iran’s military doctrine – he said. – This weapon is contrary to our fundamental religious and ethical convictions”. According to him, is the national interest of Iran – to remove any suspicions about its nuclear program. However, Rouhani said that other countries should respect the right of Iran to enrich nuclear material.

General view prior to the start of the two days of closed-door nuclear talks on Tuesday, Oct. 15, 2013 at the United Nations offices in Geneva, Switzerland. (AP Photo/Fabrice Coffrini, pool)

The European Union says Iran has opened the latest round of talks with the international community by proposing a new plan to resolve the dispute over its nuclear program. Michael Mann, the spokesman for EU foreign policy chief Catherine Ashton, made the announcement after the start of two-day talks in Geneva. He particularly noted that the constructive atmosphere is connected, in particular, statements that have made the Iranian side. “We are coming to the talks with cautious optimism and determination, because it’s time for real results – he added. – It is necessary to consider all the details. Hopefully these two days will be productive”. “Our proposals include measures to build trust. We’ll see what has to offer Tehran” – continued Mann. According to him, the negotiation process as a whole should continue as long as necessary to achieve the result.

Mann added that the chief of the European Union diplomacy Catherine Ashton and Iranian Foreign Minister Javad Zarif, held in Geneva constructive bilateral meeting. “The parties have discussed over dinner existing issues, the meeting was constructive and held in a positive atmosphere” – he said.

Iranian Deputy Foreign Minister Abbas Araqchi, a senior member of negotiating team, said Sunday that Tehran is bringing a new proposal to the talks to dispel doubts about the nuclear program. While offering no details, he told Iran’s student news agency ISNA that the Islamic Republic should “enter into a trust-building path with the West”. In the interest of the negotiation process, the parties do not intend to disclose the contents of the new proposals of Iran.

The Iranian team is led by Foreign Minister Mohammad Javad Zarif, although much of the actual negotiating is expected to be delegated to his deputy, Abbas Araqchi. Catherine Ashton is leading the 5+1 group. Iranian officials say they will present a roadmap aimed at ending the decade-long dispute over the nature of their country’s nuclear programme. No breakthrough is expected in the initial two days of talks in Geneva, but Iran’s foreign minister said he hoped a “roadmap” could be agreed.

On Monday, Israeli Prime Minister Benjamin Netanyahu said it would be wrong to ease pressure on Tehran. Speaking in parliament, he said that any move to let up on the Iranian government would only strengthen its “uncompromising elements”, and Supreme Leader Ayatollah Ali Khamenei “will be perceived as the winner”.

***

The most recent report by the UN’s nuclear watchdog, the International Atomic Energy Agency (IAEA), says Iran has 185 kilograms of 20 percent enriched uranium and is maintaining this level by converting excess material into fuel rods.

In April 2013, the P5+1 proposed that Iran:

• Cease enrichment to 20%
• Ship most of stockpile of 20%-enriched uranium abroad, keeping some for Tehran research reactor
• Accept comprehensive verification regime
• Address questions about military research activity

Iran responded by demanding P5+1:

• Recognise Iran’s “right” to enrich uranium
• Ease all UN, US and EU sanctions

What will do Iran with E3+3 proposal ?

During two days (26 -27 February) in Almaty, Kazakhstan, in a new round of talks on the Iranian nuclear file, the so-called P5-plus-1 group offered to slightly ease economic sanctions if Tehran halts production of near-weapons-grade uranium fuel.

As is well known, the powers — China, Russia, France, Britain, Germany and the United States — fear Iran is seeking the ability to make nuclear bombs, an intent it denies by authorities in Tehran. So, what happened in Almaty, by the rule and line ?

The world powers have proposed allowing Iran to trade in gold and some other precious metals, a change that would ease the sanctions that have largely severed Iran from the world banking system. They also offered to ease sanctions on petrochemical sales and relax some banking restrictions. In exchange, Iran would have to stop producing so-called medium-enriched uranium at its underground plant at Fordow.

At the end of the meeting, Foreign Minister of UK, William Hague said on his Twitter account that: ”Iran talks in Almaty were a useful first step.We look to Iran to respond positively to E3+3 proposal at next meeting in March.” Also, Michael Mann, chief spokesman for European Union foreign policy chief Catherine Ashton, who is diplomatic point person for the six powers, described the meetings as “useful”. Iran’s chief negotiator Saeed Jalili described the Almaty meeting as “positive”. In change, a State Department spokesman in Washington declined to comment on whether there had been progress in the talks. There is good to know that Secretary of State John F. Kerry implied this week that time was running out and that Washington could yet turn to military action to prevent Tehran from acquiring a bomb. Israel has also threatened military action.

The parties agreed to hold an experts meeting in Istanbul on March 18, followed by a political directors meeting, again in Almaty, Kazakhstan on April 5-6, negotiators from the P5+1 and Iran announced in a joint statement at the conclusion of talks Wednesday.

So, what will do Iran with such an offer ? Western diplomats say that their expectations are modest (also the expectations about Almaty meeting were minimal !) and that the most they might achieve from the talks is an agreement to have several lower-level follow-up meetings in the next several months. Iran is an year with presidential election. Serious negotiations or an Iranian decision until the fall (when will enter the power next president are unlikely (the election will be held in June, but the new president will not be in office until August). Until then, the parties involved (but mainly Iran, U.S. and Israel) will re-evaluate their options, strategies, ”jokers” and ”aces in the hole”. And, not least, the international community’s increasing concerns about weapons nuclear program in North Korea could change somewhat top of international agenda.