Интервью секретаря-координатора Кавказского геополитического клуба Яны Амелиной (на фото на главной страница сайта) румынскому аналитическому изданию Power&Politics World
– Как было воспринято в кругах исламского сообщества в России решение Кремля вывести основные авиационные силы из Сирии?
– Спокойно и с пониманием. Напомню, что перед началом операции российских Военно-космических сил в Сирии многие известные деятели российского мусульманского сообщества, наконец, выпустили фетвы (богословские заключения), запрещающие единоверцам участие в сирийских событиях на стороне запрещенной в РФ террористической группировки, именующей себя «Исламское государство». «Наконец» – потому что религиозные деятели, в реальности, а не для «пиара» озабоченные борьбой с распространением радикального исламизма, сделали это значительно раньше и без указаний со стороны.
Отмечу, что первая в России фетва такого рода была выпущена еще в мае 2013 г. (то есть за год до провозглашения «ИГ» т.н. «халифата») религиозным советом Духовного управления мусульман Республики Северная Осетия-Алания, председатель которого, муфтий Хаджимурат Гацалов, в свое время также давал интервью вашему уважаемому изданию (оно, кстати, вошло в его книгу «Россия и ислам: на острие атаки», вышедшую в марте 2016 г.). В августе 2015 г. ДУМ РСО-А выпустило еще одну фетву, уже непосредственно применительно к «ИГ». Укажем также, что Духовные управления мусульман нескольких республик, для которого проблема отъезда боевиков на Ближний Восток стоит принципиально острее, чем для Северной Осетии (в частности, Дагестана и Татарстана), как говорится, до последнего тянули с вынесением богословского заключения, а в Казани так до сих пор этого не сделали.
Более-менее реальную картину отношения российского исламского сообщества к ситуации вокруг Сирии дают результаты социологического исследования, проведенного в ноябре 2015 г. BAIKAL Communications Group при участии Кавказского геополитического клуба по заказу министерства печати и информации Республики Дагестан (оно до сих пор остается единственным опросом такого рода, материалы которого находятся в открытом доступе). Несмотря на то, что исследование проводилось только в Дагестане (республику можно смело назвать моноконфессиональной – мусульманской), оно выявило ряд тенденций, характерных не только для РД.
Так, оказалось, что оппозиционность дагестанского исламского сообщества российскому государству значительно преувеличена, как и роль материального фактора в формировании привлекательности радикально-исламистских группировок. Большинство мусульман (52%), вопреки голословным заявлениям представителей федерального исламистского лобби об едва ли не единодушном неприятии ее мусульманами, поддерживает российскую операцию в Сирии и, более того, считает, что она улучшит отношение исламского сообщества к государственной власти. По 14% опрошенных не поддерживают политику РФ или безразличны к этой проблематике, 21% затруднился с ответом на этот вопрос. Скорее всего, реальных сложностей он не вызвал – просто не было желания декларировать, хоть и анонимно, свою позицию. Среди молодежи цифра поддержки ниже – 46%, тогда как не поддерживают или безразличны – по 17%. Зато в возрастной группе 45-59 лет поддержка вырастает до 59%, а в группе старше 60 лет – до 64%. 46% всех опрошенных убеждены, что российская операция в Сирии улучшит отношение российских мусульман к государственной власти (11% полагают, что ухудшит, а 18% – не окажет никакого влияния). В молодежной возрастной группе таковых 52%.
При этом 42% опрошенных полагают, что главная причина привлекательности «ИГ» связана с отсутствием возможности проявить себя, заработать, улучшить жизнь. 32% говорят о низкой религиозной грамотности исламской молодежи, 21% – о возможности заработать путем участия в незаконных вооруженных формированиях, 16% – о недостаточной работе с молодежью лидеров традиционного ислама, 10% – об убедительности радикальных пропагандистов, 8% – об идее халифата как государства абсолютной справедливости (среди молодежи таковых 14%). И только 6% связывают влечение к радикализму с нарушением прав мусульман в РФ.
Что касается последнего, то 57% дагестанцев (включая как молодежь, так и старшую группу) убеждено, что исламское сообщество в республике и стране свободно развивается в рамках действующего законодательства. Однако о том, что мусульмане испытывают проблемы и сложности, заявило 22% и почти столько же затруднились с ответом. Те, кто говорит о трудностях, обосновывают свою позицию ограничениями мусульман в отношении ношения хиджаба и т.д.
Опрос свидетельствует, что мусульманское сообщество Дагестана руководствуется в первую очередь нормами и требованиями традиционного ислама (34%). Почти четверть жителей республики считает, что определяющими являются общероссийские требования и нормы, предъявляемые к религиозным структурам, и лишь 13% убеждены, что местные мусульмане ориентируются на ситуацию, складывающуюся в мировом исламском сообществе (впрочем, среди молодежи таких практически половина). Все это выбивает почву из-под пропагандистских спекуляций на подобные темы, намечая четкие направления первоочередного приложения усилий для правоохранительных органов, общественных организаций и религиозных структур, призванных заниматься профилактикой экстремистских проявлений.
Учитывая, что представители силовых органов уже второй год говорят примерно о 2000 выходцев из России, присоединившихся к «ИГ» (эта цифра не растет), можно уверенно констатировать, что популярность радикально-исламистских идей в среде российских мусульман далеко не столь велика, как хотелось бы раздувающим «мировой исламистский пожар». Об этом же свидетельствует фактическая смерть запрещенной в РФ террористической организации «Имарат Кавказ», активно действовавшей в двухтысячных годах на Северном Кавказе. Правоохранители четко работают по «возвращенцам» с Ближнего Востока, арестовывая их прямо при пересечении российской государственной границы. Боевикам и пособникам «ИГ» грозят большие сроки, и суды на них не скупятся.
Попытки переноса ближневосточной нестабильности на российскую территорию в целом не удались, хотя, к сожалению, отдельные инциденты все еще происходят и, вероятно, будут происходить и впредь: полностью ликвидировать террористическую угрозу не удалось ни одному государству мира. Максимальная зачистка «исламского поля» от распространителей экстремистских идей – в интересах не только российского государства, но и, в первую очередь, самого мусульманского сообщества, что оно прекрасно понимает.
Операция российских ВСК в Сирии, между тем, продолжается – хотя и в меньших военных масштабах, но с выходом на иные смысловые уровни. Прекрасным примером этому стал концерт оркестра Мариинского театра под управлением маэстро Валерия Гергиева 5 мая в освобожденной Пальмире. В отличие от некрофилов из «ИГ» и их кукловодов с Запада Россия несет на Ближний Восток великую культуру, мир, самую жизнь – так надо понимать этот простой посыл.
– Недавние крупные теракты в Анкаре произошли как раз тогда, когда в повестке президента Турции Эрдогана были переговоры по реализации трансазиатского трубопровода. Можно ли это считать простым совпадением?
– Полагаю, что да. Суть происходящего принципиально шире, чем какие-то там трубопроводы, которые еще нужно построить, наполнить и заставить функционировать. Весь макрорегион Ближнего Востока – Большого Кавказа переживает глобальную трансформацию, сопровождаемую сотнями тысяч человеческих жертв, и эти процессы еще далеко не закончены. Трубопроводы на этом фоне – мелочь, о которой вообще не стоит говорить.
– Сказывается ли ухудшение взаимоотношений РФ и Турции не только на экономическом взаимообмене, но и на настроениях этнических общин тюркского происхождения в России?
– Скорее, этот фактор пытаются использовать для того, чтобы оказать определенное давление на российское руководство. Именно так следует расценивать ряд заявлений об обеспокоенности в связи со сложившейся ситуацией, прозвучавших из казанского Кремля. Однако попытки спекулировать на некоем «тюркском братстве», которого в реальности не существует, в нынешних обстоятельствах очевидно неуместны. Не случайно мы больше не слышим подобных эскапад в публичном пространстве. Местечковые экономические и иные интересы, разумеется, не могут служить аргументом в ситуации, когда на другой чаше весов лежит гибель русских военнослужащих и честь нашей державы. Нынешнее состояние российско-турецких отношений крайне прискорбно, однако решение проблемы – в руках турецкой стороны, которой следует начать с публичных извинений и компенсаций семьям погибших бойцов. Пока этого не произойдет, рассуждать о каком-то «братстве», «узах» и прочем и непродуктивно, и просто безнравственно.
– Влияет ли на настроения тюркского населения в России «размораживание» армяно-азербайджанского конфликта?
– Если и влияет, то весьма ограничено. Россияне тюркского происхождения живут, скорее, внутренней повесткой дня. Историко-культурная общность различных тюрских народов – больше пропагандистское преувеличение, чем реальность общественно-политических процессов. Азербайджан ни в коей мере не является образцом для подражания российских тюрок, а некоторые из этих народов, в частности, татары, относятся к этому примеру постсоветского государственного строительства даже с некоторой долей пренебрежения. Попытка возобновления силовой стадии карабахского конфликта не вызвала потока добровольцев, намеренных воевать на азербайджанской стороне, из числа российских тюрок. Это вряд ли произойдет, даже если в Карабахе (упаси Господи) начнется полномасштабная война. Вообще, армяно-азербайджанское противостояние слишком незначительно по масштабам для большинства россиян, привыкших мыслить иными категориями, вне зависимости от этнического происхождения. (…)
Power&Politics World 