After Syria – Rusia și diplomația în Orientul Mijlociu

Context: Decizia președintelui Trump de retragere a forțelor americane din Afghanistan și eșuarea negocierilor cu liderii fracțiunilor talibane moderate au fost percepute ca elemente minimizatoare ale politicii externe a Washingtonului. Asta în timp ce Rusia contabiliza încheierea cu succes a operațiunilor militare din Siria (începute în 2015) și consolidarea parteneriatului cu Iranul (în tandem cu Turcia). Atacul cu drone împotriva rafinăriilor saudite de către militanții yemeniți s-a asociat indirect tot pierderii capacității de proiectare a puterii a Statelor Unite ale Americii. Iar unul dintre principalii săi parteneri în regiune – Israelul – travesează o perioadă de gravă instabilitate politică internă, după pierderea de către Benjamin Netanyahu a alegerilor legislative. Timp în care Rusia a făcut pași înainte în semnarea contractelor de armament cu Egiptul și Pakistanul, cât și în dotarea de facto a partenerului de la Marea Neagră, Turcia, cu elementele sistemului de apărare S-400. Acesta este contextul în care operațiunea reușită de forțele speciale Delta ale USA de eliminare a liderului religios, ideologic și militar al Statului Islamic, Abu Bakr al-Baghdadi a venit exact la timp pentru a salva un pic din gloria pierdută a celui mai important pol de putere al lumii. Cea mai puțin impresionată a fost, desigur, Rusia. Căreia nu prea îi plac competitori, așa ”pe nepusă masă”, într-o zonă de influență pe care o considera integral sub controlul său. De altfel, chiar jurnaliștii de la cunoscuta publicație Washington Post titrau nu demult că există o țară cu care niciun stat din Orientul Mijlociu nu ezită să se consulte, oficial sau informal, și aceea este Rusia. Dar să privim lucrurile mai în detaliu.

Orientul Mijlociu – vector prioritar în politica externă a Federației Ruse

Federaţia Rusă şi-a structurat întotdeauna politica externă pe cinci mari linii directoare de acţiune: două din ele vizează relaţia cu Occidentul: Statele Unite ale Americii şi Uniunea Europeană – fiind de altfel şi cele mai disecate și analizate în ultimii douăzeci de ani. Celelalte trei au ca ţintă Orientul Îndepărtat (în principal China), Orientul Mijlociu, și în mod evident ceea ce numim îndeobște Vecinătatea Apropiată (fostele state sovietice pe care Rusia le dorește în continuare în sfera sa de influență). Strategia de politică externă a Rusiei din ultimele două decenii a utilizat un instrument din recuzita hard-power (nu singurul, dar acesta a fost utilizat preponderent) care s-a dovedit redutabil: resursele şi politica energetică și mai multe instrumente de soft-power (având și o strategie dedicată special acestei componente, după conflictul cu Georgia), reușind astfel un mix destul de eficient (mai cunoscut sub conceptul de război hibrid) şi două principii de acţiune: unilateral – preferat şi multilateral – doar în cazul în care relațiile bilaterale se dovedesc ineficiente.

Spre deosebire de China, a cărei diplomație este pe cât de pragmatică, pe atât de discretă, Rusia a preferat o parte cât mai vizibilă și vocală pe relația cu Occidentul, partea mai puțin vizibilă vizând trei direcții majore, în fapt trei continente: Asia, Africa și America Latină. Nicio posibilitate de conexiune – utilă pe moment sau posibil utilă cândva nu a fost omisă. Impactul acestui tip de abordare s-a văzut în momente cheie, intervenția din Siria și prin aceasta  recâștigarea unei influențe deloc de neglijat în Orientul Mijlociu fiind un astfel de moment.

Concomitent cu eliminarea ISIS, acest moment pare să își fi epuizat rațiunea de a fi. Asta dacă luăm în calcul doar motivația militară (în paranteză, intervenția din Siria a însemnat și un poligon de testare și de promovare a industriei de armament a Federației Ruse, deci în subsidiar având și o componentă economică). Numai că oricât de loial ar fi fost liderul de la Kremlin prietenului său Bashar al-Assad, intervenția din Siria nu ar fi existat fără noile dotări ale armatei și fără perspectiva unui acces la resursele energetice uriașe din regiune. Un obiectiv pe care îl regăsim și în relațiile bilaterale ale Rusiei cu Turcia, Israelul, Arabia Saudită, Qatarul, Libanul. Un pot uriaș, dar și o masă cu mulți jucători determinați să câștige.

Doi pe un balansoar

Prezența Statelor Unite în Nordul Siriei, într-un moment în care părea că va degaja terenul, după costisitorul conflict din Iraq și Afghanistan (compensat parțial de resursele exploatate), nu face decât să complice serios anumite calcule ale Kremlinului. De aceea, Rusia va trebui să își gândească cu mare atenție orice pas pentru a continua să fie un mediator valid într-o regiune în care cei mai mulți se urăsc de moarte între ei (în realitate, disputa feroce Iran – Israel e foarte vizibilă, dar de fapt e cea mai puțin probabilă – ambele sunt puteri nucleare – a se inflama la roșu). Spre deosebire de abordarea uzuală, de tip ”sancțiuni și amenințări cu o  intervenție militară” a Statelor Unite ale Americii, Rusia jonglează destul de abil diplomatic în regiune. Cei doi jucători par a fi un fel de ”Good Cop, Bad Cop„, ceea ce poate uneori crea confuzie și opacitate privind intențiile și interesele reale ale acestora. Prezența în repetate rânduri la Moscova a ex-premierului Benjamin Netanyahu și a președintelui Hassan Rouhani dă senzația că această linie e mult mai ușor de mediat decât ar părea, citind declarațiile publice ale celor două părți. Însă pentru Israel, alianța strategică cu SUA este vitală, dincolo de tensiunile acumulate în timpul lui Barack Obama, unele încă latente în ciuda deschiderii manifestate de Administrația Trump.

Mult mai incendiară – la propriu și la figurat – este relația dintre Regatul saudit și regimul de la Teheran, chiar dacă printr-un proxy-war în Yemen. Iar aici diplomația americană chiar nu prea ar putea face ceva. Nici dacă ar vrea ! În schimb, Vladimir Putin a sesizat nișa pe care ar putea contribui după episodul Siria. Statele arabe din Golf sunt inamice pe o multime de motivații, unele cu greutate, altele aparent ilogice. Dar toate vorbesc o singură limbă: petrodolarul ! Astfel că liderul rus a descins la Riad, unde a fost întâmpinat cu surle și trâmbițe (la propriu, garda regală făcând un adevărat spectacol din protocolul de primire). Pe lângă negocierile privind prețul petrolului și soarta pactului dintre OPEC și țările producătoare de petrol ne-membre ale organizației (discuții antamate încă din cadrul Summitului G20 din luna mai a.c.), Vladimir Putin a încercat o detensionare a conflictului dintre Iran și Arabia Saudită, tensiuni ajunse la apogeu după ce Israelul a ratat o operațiune specială de eliminare a generalului Qasem Soleimani, comandantul Forțelor Speciale ale Gărzii Revoluționare Iraniene. Reamintesc că în urmă cu vreo 5-6 luni, președintele Donald Trump a trecut Garda Revoluționară Iraniană pe lista organizațiilor teroriste, ca urmare a furnizării de armament către facțiunile militare din Yemen. Criza umanitară din Yemen și soluții, dar și lobby pentru revenirea Damascului în Liga Arabă. Dacă au existat rezultate sau măcar anumite învățăminte și concluzii din partea liderului rus, cu siguranță va mai trece ceva timp până să aflăm sau să le vedem puse în practică. Vom vedea însă, potrivit ministerului Energiei de la Moscova, Alexander Novak, mai multe investiții comune ale Rosneft și Saudi Aramco în Rusia. Deocamdată. Faptul că Vladimir Putin a inclus în turneul său și Emiratele Arabe Unite aduce un semnal în plus – Rusia se vrea un lider economic și geopolitic în regiune.

Punctul nevralgic al Rusiei în Orientul Mijlociu este Turcia – de alfel unul predictibil, imi amintesc că am și spus acum ceva timp în cadrul unei emisiuni tv că văd în Erdogan un lider pe lângă care autoritarismul lui Putin e parfum de tei!). Personalitatea lui Recep Erdogan și intenția Turciei de a deveni lider regional de necontestat nu avea cum să nu înceapă să ia decizii de putere pe cont propriu, în ciuda înțelegerilor asumate în cadrul triadei Rusia – Turcia – Iran. Desigur, medierea unui acord temporar în conflictul dintre Turcia și Siria e un plus la butoniera lui Putin. Dar pe termen lung Rusia va trebui să găsească o altă strategie în privința parteneriatului cu Ankara. Mai ales că Erdogan știe că toate cheile tranzitului de carburanți – inclusiv cel al exploatărilor în comun cu Israelul, din Marea Mediterană, sunt la el. E drept că și USA nu vor putea uzita o veșnicie de atitudinea ambivalentă și flamboaiantă a lui Donald Trump. Intenția NATO – via USA – de a se dispensa de Turcia – (a doua armată ca mărime în Alianță) ar putea să îi ofere lui Putin o șansă importantă în această ecuație, drept pentru care în locul dlor Stoltenberg și Geoană aș reflecta mai serios asupra problemei. Mai ales în contextul declarațiilor recente ale președintelui Macron.

După Siria – Rusia încotro ?

Deși oficial nimeni de la Moscova nu discută despre acest aspect, iar cei care o fac sunt de obicei analiști externi, prezența Rusiei în Siria (cu tot ce a însemnat asta, inclusiv o investire uriașă de resurse în modernizarea și înzestrarea armatei), adăugând și sancțiunile economice impuse de USA și UE, au șubrezit pilonii economiei și popularitatea lui Vladimir Putin. Astfel că până la consolidarea tuturor acestor demersuri diplomatice, economice și politice în Orientul Mijlociu, liderul de la Kremlin are de rezolvat o anume instabilitate internă, alimentată în special de războiul informațional cu Occidentul, deci se impune o pauză de analiză și reajustare a obiectivelor privind Orientul Mijlociu. Pentru că adevărata influență a Rusiei în regiune abia de acum încolo începe.

 

Глобальная трансформация макрорегиона

Интервью секретаря-координатора Кавказского геополитического клуба Яны Амелиной (на фото на главной страница сайта) румынскому аналитическому изданию Power&Politics World

– Как было воспринято в кругах исламского сообщества в России решение Кремля вывести основные авиационные силы из Сирии?

– Спокойно и с пониманием. Напомню, что перед началом операции российских Военно-космических сил в Сирии многие известные деятели российского мусульманского сообщества, наконец, выпустили фетвы (богословские заключения), запрещающие единоверцам участие в сирийских событиях на стороне запрещенной в РФ террористической группировки, именующей себя «Исламское государство». «Наконец» – потому что религиозные деятели, в реальности, а не для «пиара» озабоченные борьбой с распространением радикального исламизма, сделали это значительно раньше и без указаний со стороны.

Отмечу, что первая в России фетва такого рода была выпущена еще в мае 2013 г. (то есть за год до провозглашения «ИГ» т.н. «халифата») религиозным советом Духовного управления мусульман Республики Северная Осетия-Алания, председатель которого, муфтий Хаджимурат Гацалов, в свое время также давал интервью вашему уважаемому изданию (оно, кстати, вошло в его книгу «Россия и ислам: на острие атаки», вышедшую в марте 2016 г.). В августе 2015 г. ДУМ РСО-А выпустило еще одну фетву, уже непосредственно применительно к «ИГ». Укажем также, что Духовные управления мусульман нескольких республик, для которого проблема отъезда боевиков на Ближний Восток стоит принципиально острее, чем для Северной Осетии (в частности,  Дагестана и Татарстана), как говорится, до последнего тянули с вынесением богословского заключения, а в Казани так до сих пор этого не сделали.

Более-менее реальную картину отношения российского исламского сообщества к ситуации вокруг Сирии дают результаты социологического исследования, проведенного в ноябре 2015 г. BAIKAL Communications Group при участии Кавказского геополитического клуба по заказу министерства печати  и информации Республики Дагестан (оно до сих пор остается единственным опросом такого рода, материалы которого находятся в открытом доступе). Несмотря на то, что исследование проводилось только в Дагестане (республику можно смело назвать моноконфессиональной – мусульманской), оно выявило ряд тенденций, характерных не только для РД.

Так, оказалось, что  оппозиционность дагестанского исламского сообщества российскому государству значительно преувеличена, как и роль материального фактора в формировании привлекательности радикально-исламистских группировок. Большинство мусульман (52%), вопреки голословным заявлениям представителей федерального исламистского лобби об едва ли не единодушном неприятии ее мусульманами, поддерживает российскую операцию в Сирии и, более того, считает, что она улучшит отношение исламского сообщества к государственной власти. По 14% опрошенных не поддерживают политику РФ или безразличны к этой проблематике, 21% затруднился с ответом на этот вопрос. Скорее всего, реальных сложностей он не вызвал – просто не было желания декларировать, хоть и анонимно, свою позицию. Среди молодежи цифра поддержки ниже – 46%, тогда как не поддерживают или безразличны – по 17%. Зато в возрастной группе 45-59 лет поддержка вырастает до 59%, а в группе старше 60 лет – до 64%. 46% всех опрошенных убеждены, что российская операция в Сирии улучшит отношение российских мусульман к государственной власти (11% полагают, что ухудшит, а 18% – не окажет никакого влияния). В молодежной возрастной группе таковых 52%.

При этом 42% опрошенных полагают, что главная причина привлекательности «ИГ» связана с отсутствием возможности проявить себя, заработать, улучшить жизнь. 32% говорят о низкой религиозной грамотности исламской молодежи, 21% – о возможности заработать путем участия в незаконных вооруженных формированиях, 16% – о недостаточной работе с молодежью лидеров традиционного ислама, 10% – об убедительности радикальных пропагандистов, 8% – об идее халифата как государства абсолютной справедливости (среди молодежи таковых 14%). И только 6% связывают влечение к радикализму с нарушением прав мусульман в РФ.

Что касается последнего, то 57% дагестанцев (включая как молодежь, так и старшую группу) убеждено, что исламское сообщество в республике и стране свободно развивается в рамках действующего законодательства. Однако о том, что мусульмане испытывают проблемы и сложности, заявило 22% и почти столько же затруднились с ответом. Те, кто говорит о трудностях, обосновывают свою позицию ограничениями мусульман в отношении ношения хиджаба и т.д.

Опрос свидетельствует, что мусульманское сообщество Дагестана руководствуется в первую очередь нормами и требованиями традиционного ислама (34%). Почти четверть жителей республики считает, что определяющими являются общероссийские требования и нормы, предъявляемые к религиозным структурам, и лишь 13% убеждены, что местные мусульмане ориентируются на ситуацию, складывающуюся в мировом исламском сообществе (впрочем, среди молодежи таких практически половина). Все это выбивает почву из-под пропагандистских спекуляций на подобные темы, намечая четкие направления первоочередного приложения усилий для правоохранительных органов, общественных организаций и религиозных структур, призванных заниматься профилактикой экстремистских проявлений.

Учитывая, что представители силовых органов уже второй год говорят примерно о 2000 выходцев из России, присоединившихся к «ИГ» (эта цифра не растет), можно уверенно констатировать, что популярность радикально-исламистских идей в среде российских мусульман далеко не столь велика, как хотелось бы раздувающим «мировой исламистский пожар». Об этом же свидетельствует фактическая смерть запрещенной в РФ террористической организации «Имарат Кавказ», активно действовавшей в двухтысячных годах на Северном Кавказе. Правоохранители четко работают по «возвращенцам» с Ближнего Востока, арестовывая их прямо при пересечении российской государственной границы. Боевикам и пособникам «ИГ» грозят большие сроки, и суды на них не скупятся.

Попытки переноса ближневосточной нестабильности на российскую территорию в целом не удались, хотя, к сожалению, отдельные инциденты все еще происходят и, вероятно, будут происходить и впредь: полностью ликвидировать террористическую угрозу не удалось ни одному государству мира. Максимальная зачистка «исламского поля» от распространителей экстремистских идей – в интересах не только российского государства, но и, в первую очередь, самого мусульманского сообщества, что оно прекрасно понимает.

Операция российских ВСК в Сирии, между тем, продолжается – хотя и в меньших военных масштабах, но с выходом на иные смысловые уровни. Прекрасным примером этому стал концерт оркестра Мариинского театра под управлением маэстро Валерия Гергиева 5 мая в освобожденной Пальмире. В отличие от некрофилов из «ИГ» и их кукловодов с Запада Россия несет на Ближний Восток великую культуру, мир, самую жизнь – так надо понимать этот простой посыл.

– Недавние крупные теракты в Анкаре произошли как раз тогда, когда в повестке президента Турции Эрдогана были переговоры по реализации трансазиатского трубопровода. Можно ли это считать простым совпадением?

– Полагаю, что да. Суть происходящего принципиально шире, чем какие-то там трубопроводы, которые еще нужно построить, наполнить и заставить функционировать. Весь макрорегион Ближнего Востока – Большого Кавказа переживает глобальную трансформацию, сопровождаемую сотнями тысяч человеческих жертв, и эти процессы еще далеко не закончены. Трубопроводы на этом фоне – мелочь, о которой вообще не стоит говорить.

– Сказывается ли ухудшение взаимоотношений РФ и Турции не только на экономическом взаимообмене, но и на настроениях этнических общин тюркского происхождения в России?

– Скорее, этот фактор пытаются использовать для того, чтобы оказать определенное давление на российское руководство. Именно так следует расценивать ряд заявлений об обеспокоенности в связи со сложившейся ситуацией, прозвучавших из казанского Кремля. Однако попытки спекулировать на некоем «тюркском братстве», которого в реальности не существует, в нынешних обстоятельствах очевидно неуместны. Не случайно мы больше не слышим подобных эскапад в публичном пространстве. Местечковые экономические и иные интересы, разумеется, не могут служить аргументом в ситуации, когда на другой чаше весов лежит гибель русских военнослужащих и честь нашей державы. Нынешнее состояние российско-турецких отношений крайне прискорбно, однако решение проблемы – в руках турецкой стороны, которой следует начать с публичных извинений и компенсаций семьям погибших бойцов. Пока этого не произойдет, рассуждать о каком-то «братстве», «узах» и прочем и непродуктивно, и просто безнравственно.

– Влияет ли на настроения тюркского населения в России «размораживание» армяно-азербайджанского конфликта?

– Если и влияет, то весьма ограничено. Россияне тюркского происхождения живут, скорее, внутренней повесткой дня. Историко-культурная общность различных тюрских народов – больше пропагандистское преувеличение, чем реальность общественно-политических процессов. Азербайджан ни в коей мере не является образцом для подражания российских тюрок, а некоторые из этих народов, в частности, татары, относятся к этому примеру постсоветского государственного строительства даже с некоторой долей пренебрежения. Попытка возобновления силовой стадии карабахского конфликта не вызвала потока добровольцев, намеренных воевать на азербайджанской стороне, из числа российских тюрок. Это вряд ли произойдет, даже если в Карабахе (упаси Господи) начнется полномасштабная война. Вообще, армяно-азербайджанское противостояние слишком незначительно по масштабам для большинства россиян, привыкших мыслить иными категориями, вне зависимости от этнического происхождения. (…)

Интервью подготовила Габриэла Ионице

Full version – Russian Language on Кавказский геополитический клуб

General Igor Korobov is the new chief of GRU

The new chief of the Main Intelligence Directorate (GRU) of the General Staff of the Russian Armed Forces was appointed Lieutenant-General Igor Korobov. His appointment has become official Tuesday (2016 February 2), according a press release of the Defence Ministry from Moscow.

”Russian Minister of Defence General of the Army Sergei Shoigu has presented a personal standard to the new Chief of the Main Directorate of the General Staff of the Russian Armed Forces Lieutenant General Igor Korobov.

Lieutenant General Igor Korobov was appointed to the position of the Chief of the Main Directorate of the General Staff – Deputy Chief of the Main Operational Directorate of the General Staff of the Russian Armed Forces by a Decree of the President of the Russian Federation.”

The ceremony was held at the headquarters of the central board. On Friday, February 5, Korobov will take his new study.

Korobov’s predecessor, Igor Sergun, died on January 3 at the age of 58. He had held the position since 2011.

Last week, Russian mass-media wrote that late GRU Chief General-Colonel Igor Sergun’s successor will be one of the military intelligence directorate’s current deputy chiefs:  Vyacheslav Kondrashov, Sergey Gizunov, Igor Lelin, or Igor Korobov. Of the four officers, accidentally or not, about Korobov‘s career is known the less information. One thing is clear: Korobov is a top insider and will keep continuity in this important secret agency. The GRU bureaucracy fears about appointment of an outside chief (from the FSO or SVR) were groundless. Really groundless ?! I have some doubts because… there is an interesting move.

What about Dyumin ?

Speculation focused on name of Aleksey Dyumin (former Ground Forces Chief of Staff) was quickly turned up as a Deputy Minister of Defense appointment.  And, upss! … also today the President Putin appointed Alexei Dyumin Acting Governor of Tula Region until the newly elected Governor assumes office (after the resignation of Tula Region Governor Vladimir Gruzdev). Another Executive Order relieves Alexei Dyumin of his duties as Deputy Defence Minister of the Russian Federation.

Vladimir Putin with Alexei Dyumin (left) and Vladimir Gruzdev at Novo-Ogaryovo residence

”Mr Dyumin, you know, just as we all do, that Tula and Tula Region is the nation’s armoury. Considering your previous job – I am referring to the time you were Acting Ground Forces Chief of Staff – you should understand the importance of this region.

Moreover, in your capacity as Deputy Defence Minister you are in charge of the department of construction, housing and property relations, the expert directorate and the Main Military Medical Directorate – in a word, things that are of great importance in civilian life as well. Therefore, I expect you to use your knowledge and experience at your new job and to gain the people’s trust. You should strive to use the real results of your work, which the people should be aware of in their everyday life, in order to win their votes in the future” said President Vladimir Putin to the new Acting Governor of Tula Region.

_________________________________________

Main Intelligence Directorate (GRU) of the General Staff – the central body of military intelligence in Russia. Created in 1918 under the name Registration Management Field Staff of the Revolutionary Military Council. We are dealing with all kinds of intelligence in the interest of the armed forces including intelligence electronic aerospace as well as reconnaissance and sabotage operations. In Soviet times it was one of the main centers of analysis of information on military-technical and military-industrial potential of the potential enemy.

Photo by credit Kremlin Press Service and Russian Ministry of Defence